Архив: зачем он нужен?

Архив: зачем он нужен?

Яницкий О.Н.

Действительно: зачем он мне? И нужен ли такой Архив социологу вообще? После недавней публикации «Архива О.Н. Яницкого» на сайте Института социологии сегодня многие меня об этом спрашивают. Зачем надо было сидеть несколько лет, когда уже опубликована профессиональная биография («Досье инвайронменталиста». 2007) и дважды «Семейная хроника» (2002, 2012)? Зачем надо было отдавать на всеобщее растерзание всю свою «базу данных», когда можно было спокойно её доить еще много лет? Зачем отнимать хлеб у профессионалов-архивистов, когда тебя уже не будет?

Актуальность

Если ответить на эти и подобные вопросы кратко, то я считаю, что эти 3 тыс. страниц актуальны именно сегодня, а не потом когда-то. Я считал своим долгом отдать людям (и не только социологам!) максимум того, что копилось мною в течение более 30 лет (в действительности ещё, по меньшей мере, три раза по столько же осталось за кадром). Я придерживался принципа взаимной открытости: мои собеседники были максимально откровенны со мною, теперь я должен был вернуть моим респондентам  этот долг. И показать другим, что такой диалог – наилучший метод исследования. Но это – лишь одна задача, которую я перед собой ставил.

Отношение «человек—природа» есть фундаментальная проблема мировой социологии, которая с каждым днем становится всё актуальней. Без понимания динамики этого отношения все социологические теории и выводы будут «плоскими» и нерелевантными. Жизнь этой связки гораздо более сложная и подробная, чем это удается схватить очередным опросом общественного мнения. Даже беглый взгляд на эти 3 тыс. страниц показывает, как много надо знать собственно о законах природы, так и о совместной динамике человечества и среды его обитания, чтобы понимать её логику и мотивы. В том числе,  логику динамики среды социальной. Я – качественник, и поэтому не мыслю социологический анализ вне контекста, в том числе контекста эволюции моего собственного понимания изучаемой проблемы.

Движение как производитель социально-экологического знания

Наконец, Архив актуален тем, что показывает всю систему производства социально-экологического знания, гораздо более сложную, многогранную и многоуровневую, чем это представляется современным теоретикам социальных движений и экосоциологии в целом. Причем Архив демонстрирует эту систему в развитии. Экологическое движение начиналось как полупрофессиональное общественное движение защитников природы под патронажем биологов и других натуралистов. Однако, сегодня, спустя 30-35 лет, оно, оставаясь полупрофессиональным, уже выступает само как генератор социально-экологического знания. Разбившись на ряд НКО, соединенных информационными и человеческими сетями, оно всё более является единственным в своем роде производителем социально-экологического знания, укорененным одновременно в десятках научных дисциплин и сотнях институциональных (регулятивных) структур. В то время как российская экосоциология всё ещё не способна обрести статус самостоятельной научной дисциплины, сеть российских экологических НКО работает как реальный производитель междисциплинарного знания в ряде отраслей общественного производства. И продолжает развиваться в этом направлении.

Выбор объекта и предмета исследования

Но почему именно российское экологическое движение? Потому что, это – уникальный социальный феномен по длительности своего существования, стратегии и тактике социального действия, идеологии и многим другим параметрам. Оно существует с начала ХХ века. Собственно говоря, иначе и быть не могло, потому что это движение порождено и отражает названную выше базовую проблему: динамику отношения человека и природы. Но также и потому, что практикуемый движением принцип своей структурной организации («У природы везде должны быть свои люди») позволил мне заглянуть в такие социальные сферы социальной жизни нашего общества, куда доступ социологов обычно чрезвычайно затруднен. Или, напротив, они видны невооруженным взглядом, но социолога они, как правило, не интересуют.  

Средовой подход

Во-первых, Архив – это экспликация и изучение динамики связки «человек—среда его обитания». То есть фактически, я практиковал исторический подход. Во-вторых, три четверти объема Архива – это лонгитюд. В течение трех десятилетий я задавал (под разными соусами) одни и те же вопросы одной и той же группе экоактивистов. А именно – активистам российского экологического движения. В-третьих, это географический подход, потому что ответы на одни и те же (или подобные) вопросы были разными на западе и востоке нашей страны. А для меня, качественника, особенности места и времени значат очень много. Если 35-100 лет назад движение шло в направлении «наука—практике», то сегодня имеет место обратный процесс: «практика—науке». В-четвертых, движение не сразу, но чем дальше, тем больше, опирается на знание о процессах, происходящих в конкретных локусах, где только и можно увидеть всё многообразие сил, участвующих в принятии решений.  

Многоголосие и множественность тем

Я последовательно стремился к тому, чтобы были представлены разные точки зрения на одну проблему и чтобы этот тандем «многоголосие—проблема» был представлен в его развитии во времени и пространстве. Я стремился также к тому, чтобы мои респонденты были не респондентами, а собеседниками. Поэтому Архив представляет собой три вида текста: собственно текст интервью (или документа), подтекст, представляющий собой мои комментарии по ходу или в конце интервью, и гипертекст, который в данном случае представлен сегодняшней рефлексией некоторых моих респондентов по поводу своих же интервью, взятых мною у них 5-10-15 лет назад. А также личной перепиской с ними.

Более того, они, я и среда их обитания были как бы участниками диалога «исследователь—актор—среда их обитания». Потому что среда в ряде случаев выступает не только как объект (постоянный социально-экологический и технический фон), но и как субъект действия. Мне было недостаточно иметь разбивку по полу, возрасту, типу поселения и т.п., как будто это были константы, а не переменные.  Причем, среда как субъект действия в Архиве выступает в двух ипостасях. Как видимый всем субъект, устанавливающий  (на определенный период времени) свой социальный порядок. Я имею в виду экологические и техногенные катастрофы и другие аномальные изменения среды обитания человека. Но также и невидимые исследователю (и рядовым гражданам тоже) её изменения, являющиеся следствием социально-экологического метаболизма, то есть обмена веществ между человеческой деятельностью и средой обитания. Речь идет, прежде всего, об отходах этой жизнедеятельности, которые могут жить в среде обитания от нескольких часов до сотен лет. Одни из них безвредны, другие кусаются смертельно.

Кумулятивный эффект

Одно дело, когда социолог действует короткими перебежками (от гранта к гранту, от одной темы к другой). И совсем другой эффект получается, когда собираешь вместе результаты своих многолетних изысканий. И к тому же имеешь возможность погрузить их в эволюционирующий международный социально-экологический дискурс. И, одновременно, покопаться в деталях конкретного места и времени. Я всегда стремился быть одновременно и инсайдером, и аутсайдером в социально-экологических конфликтах. Это не всегда удавалось, но всё же хождение «туда—сюда», то есть стремление обладать «объемным видением проблемы» (снаружи, отстраненно, и изнутри, заинтересованно) всегда руководило мною. Отсюда и интерес к «многоголосию», взгляду на одну и ту же проблему с разных точек зрения.

Записные книжки

Ну, хорошо, скажет читатель: «допустим, всё это нужно и важно. Но записные книжки-то зачем? Да ещё в начале Архива?» А это, с моей точки зрения, продолжение принципов многоголосия и равноправного диалога. Ведь сегодня социолог-исследователь, в особенности, если он теоретик, отделен от предмета своего интереса множеством посредников: начиная от сетей, которые обычно кому-то заказываются или покупаются на месте и до разработчиков гайдов, интервьюеров, обработчиков, кодификации полученного материала и т.д. Респондент – это «подопытный кролик». У него хотят выведать то, что в данный момент нужно какому-то анониму, который где-то там, далеко. В лучшем случае «кролик» получит толику «травки» (ему заплатят).

Мой принцип совершенно другой: максимум открытости исследователя к испытуемому, минимум промежуточных ступеней. А главное: респондент будет доверять исследователю, если он его знает. Конечно, такое доверие зарабатывается экосоциологом не единовременно, но если профессиональная и личностная биография исследователя будут известны респонденту, то это весьма способствует установлению доверительных отношений между ними. В общем, это всё тот же принцип партнёрских отношений. Конечно, бывают и расхождения, и даже конфликты между ними, иногда респондент предпочитает, чтобы при публикации интервью с ним, его имя не было бы названо. Это – его право. Поскольку активисты экологического движения в своей массе люди публичные (чему в немалой степени способствовало появление интернета), то они вправе требовать, чтобы и исследователь тоже был публичной фигурой.

Заключение: архив как демонстрация механизмов производства экосоциального знания

Современная социология – достаточно «плоская» наука. «Плоская», потому что не междисциплинарная, не многоголосая, без обратной связи со средой обитания, то есть не учитывающая её воздействия на человека.

Примечание

Некоторые мои коллеги, соглашаясь с тем, что Архив всё же нужен, говорят: «Ваш архив слишком тяжел. Хорошо бы его расчленить». Однако, по моему убеждению,  данный Архив – это целостный организм, его нельзя анатомировать. Весь смысл этих 3-тыс. страниц в их взаимосвязи и взаимозависимости. Конечно, всякий читатель может вырезать  интересующую его часть интервью, документ, отдельную мысль и т.д. Но это – лишь для цитирования или подкрепления собственных мыслей.